ЯРЧАЙШИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ РУССКОГО АВАНГАРДА В ЛИТЕРАТУРЕ

Русский авангард

Понятия "авангард" и "авангардизм" по-прежнему остаются одними из самых неоднозначных и неопределенных в современном литературном дискурсе. Это объясняется тем, что исследование авангарда в течение длительного времени было подвергнуто идеологическому запрету на публикацию и изучение авангардных текстов, а также самой сложностью этого вопроса. В литературе авангард можно понимать следующим образом:

Термин "авангард" возник во Франции около 1820 года как метафора, заимствованная из военного словаря (от фр. avant-garde - предшественник). Он получил эстетический смысл у сенсимонистов и фурьеристов в контексте утопического социализма. Русский авангард в поэзии (1908 год - первая половина 1930-х) обычно связывают с футуризмом, а точнее, с кубофутуризмом группы "Гилея", к которой принадлежали Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Давид и Николай Бурлюки, Алексей Крученых, Елена Гуро, Бенедикт Лившиц, Василий Каменский.

Развитие этого сообщества началось в конце 1900-х годов, когда был опубликован первый сборник "Садок судей" в 1910 году. Отличительной особенностью этого сборника было то, что он был напечатан на обратной стороне обоев, в отличие от изысканных и дорогих символистских журналов. Языковая и знаковая природа футуризма легла в основу теорий раннего русского формализма. Русские футуристы проводили смелые эксперименты в области визуального и словесного синтеза, независимо от и даже опережая типологически схожие опыты итальянских футуристов, кубистов и дадаистов, хотя современную визуальную поэзию и бук-арт связывают с последними.

Владимир Владимирович Маяковский

Владимир Владимирович Маяковский один из самых ярчайших и популярных представителей русского авангарда. На протяжении многих лет его творческие и теоретические работы оказали большое влияние на современников, а также на последующие поколения Русский авангард начала XX века сформировался как авангард творческих сил, стремившихся к более радикальным преобразованиям в литературе и искусстве. Тенденция к общеевропейскому процессу обновления языка искусства (футуризм, фовизм, экспрессионизм, дадаизм) сочеталась с идеей "возвращения на Восток" и интересом к фольклору и древностям. Маяковский был членом кубофутуристической группы "Гилея". Вместе со своими соратниками Давидом Бурлюком, Велимиром Хлебниковым, Алексеем Крученых и Василием Каменским он провозгласил разрыв с традицией, производство новых слов и обновление художественного языка в манифестах, опубликованных в сборниках "Пощечина народному вкусу" и "Судный сад". Наиболее тесное примирение поэзии и живописи произошло в трудах футуристов.

Маяковский связывал роль поэтов и художников в построении социально справедливого общества с "демократизацией искусства", поиском новых форм привлечения масс и преобразованием культурной среды. Активно работая в художественном отделе Народного комиссариата, Маяковский участвовал в издании газеты "Искусство коммуны" с октября 1919 по февраль 1922 года и работал в Росте с Михаилом Черемнивым, Иваном Малютиным, Амшеем Нюренбергом и другими, создавая эксплицитные картины и подписи. Он выпускал трафаретные агитплакаты с разборчивой механикой и символикой. Образы будущего, желание построить земной рай, творческий пафос выражены в "первой советской пьесе" Маяковского "Мистерия-буфф" (7 ноября 1918 года), поставленной в Петрограде к 1-й годовщине Октября. Режиссером спектакля был Всеволод Мейерхольд, художник - Казимир Малевич. 1920-е годы характеризуются

политизацией авангардного искусства, заменой творческой свободы утилитарными тенденциями социального заказа, конструктивизмом, феноменологической литературой и производственным искусством.

Стремление сочетать художественные эксперименты с политической активностью уникально выражено в творчестве Маяковского: В 1923 году Маяковский организовал группу "Левый фронт искусств" (ЛЕФ) и издавал одноименный журнал "ЛЕФ" (1923-1925, "Новый ЛЕФ", 1927-1928). Он был членом группы ЛЕФ. Маяковский публиковал программные статьи, направленные как против футуристов, которые вывели искусство на улицы и площади, так и против производственников, которые придали вдохновению точный расчет, и конструктивистов, которые заменили творческое вдохновение практической повседневной задачей манипулирования материалами.
Область "искусства в производстве" расширилась до настоящей литературы, кино, театра, архитектуры, прикладного искусства и прозы. Коммерческая реклама ("Нигде Моссельпром", "Ресинотрест", ГУМ и др.) стала известна под лейблом "Реклам-дизайнер Маяковский-Роженко".

В конце 1920-х годов в утопическом сознании Маяковского наметился кризис, и поэт дошел до гротескного видения будущего в своих пьесах "Клоп" и "Баня".
Культурно-историческое содержание произведений Маяковского выходит далеко за рамки отдельного человека и определяет целую эпоху.

Весь XX век наполнен трагедией утопической веры Маяковского в будущую гармонию земной жизни человека и недостижимой реальностью. Этот вечный конфликт многообразно проявляется в современной литературе, искусстве и философии. Маяковский был одним из создателей самобытного стиля русского авангарда, который проявился как в языке, так и в искусстве. По мнению многих современников, Маяковскому принадлежала особая роль организатора и руководителя важного проекта, определившего статус русского авангарда.

Игорь Васильевич Северянин

Одновременно с акмеизмом в 1910-е годы возник ряд литературных (и живописных) авангардистских групп: эго-футуризм, футуристская группа "Гилея", "Мезону поэзии", "Центрифуга". Первый из них — Эгофутуризм — занимает, так сказать, среднее положение между экстремизмом и футуризмом по своей идеологии и художественной программе. Эклектика эстетического манифеста и поэтической практики стала визитной карточкой этого поэтического движения.

Группу эгофутуристов (К. Олимпов, П. Широков, Р. Ивнев и др.) возглавил Игорь Северянин. Среди поэтов этого направления В. Брюсов особо отмечал его: "…Это — 'истинный поэт, глубоко переживающий жизнь…'". Но далее Брюсов заметил, что примитивный эстетизм поэта, упоение собственными успехами, "отсутствие знаний и неумение мыслить принижают поэзию Игоря Северянина и крайне сужают ее горизонт". Северянин часто позиционировал свой талант в эстетическом вкусе довоенных и военных петербургских буржуазных масс, живущих декадентской, стилизованной жизнью (сам поэт писал: "моя двусмысленная слава/ и недвусмысленный талант").

Известность Северянину принесла серия "Гремящая чаша" (1913), к которой Ф. Сологуб написал пространное предисловие. Эта книга выдержала 10 изданий. Положительно отзывался о ней В. Брюсов. Вскоре были опубликованы такие серии, как "Златолира" (1914 г.), "Ананасы в шампанском" (1915 г.), "Victoria Regia" (1915 г.), в которых автор популярной "Громокипящего кубка" стал подражать самому себе.

В творчестве Северянина некоторые эстетические принципы акмеизма обнажились с какой-то пародийной наглядностью. В сонете, посвященном Георгию Иванову, Северянин провозглашает безусловное и радостное принятие мира.

В поэзии Северянина своеобразно трансформировался бальмонтовский культ мгновения, эротических "мигов", акмеистический культ дикости, первобытности, "конкви- стадорства" ("M-m Sans-gene", "Юг на севере" и др.). В этом смысле можно сказать, что Северянин подражает программной поэзии акмеистов, сводя их лирику из области философской утонченности в область эстетического интереса буржуазной среды. Однако, в отличие от творчества остальных участников группы, поэзия Северянина не лишена авторской самоиронии и полемической задумчивости.

Приспособления к запросам публики, как писал в свое время Брюсов, погубили "настоящего" поэта Севянина, остро видевшего лучшее в мире, включающего в поэзию новые ритмы, размеры и удачное словообразование. Слабость таланта Северянина, как справедливо считает Брюсов, в том, что он не "руководился сильными идеями". Недостаток "сильных мыслей" приводит Северянина к бестемности, однообразию их: "...вместо бесконечности мировых путей перед ним всегда будут лишь тропки его маленького садика".

Как мастеру новых течений Северянину нечего сказать: новых планов у него нет. Эгофутуризм как литературное течение оказался бесплодным. Но в лучших своих произведениях Северянин представляет себя талантливым лириком, успешно преодолевающим аргумент эгофутуризма. В своих стихах, написанных для реальной повседневной жизни, он проявляет поэтическую искренность и простоту. Эти творения Северянина — настоящие, а не образцы лирики, стилизованной под буржуазную эстраду ("Весенний день", "Это все для ребенка", "Весенняя яблоня", "Октябрь" и др.).

В них отразилось влияние поэтов-классиков, в основном Фофанова, которого всегда очень любил Северянин. После Октябрьской революции поэт уехал за границу. Он живет в Прибалтике, где зарабатывает на жизнь своей литературой и выступает на поэтических вечерах. Вскоре он был забыт. Северянин оказался в социальном и литературном одиночестве. В 1920-х и 1930-х годах было опубликовано множество антологий и романов поэтов: "Соловей" (1918), "Менестрель" (1919), "Падучая стремнина" (1925), "Колокола собора чувств" (1925) и др. Стихи Северянина приобретают простоту, ясность; в основном это воспоминания о прошлом, о России. В предвоенный период Советской Эстонии Северянин печатался в журналах "Огонек" и "Красная новь". После занятия Прибалтики фашистскими войсками Северянин не успел выехать из Эстонии; он умер в Таллинне.

Николай Николаевич Асеев

Стихами Николая Асеева — говорило само время. Но после его незаслуженно забыли, а ведь он был равным единомышленником и другом Владимира Маяковского, Велимира Хлебникова, Бориса Пастернака. В 1909 году он начал публиковаться под псевдонимом "Малка-иволга", через год стал одним из руководителей издательства "Лирика" и вошел в группу "Центрифуга". Однако он оставался лирическим поэтом по своей душе, по самой своей природе. В 1913 году он присоединился к футуристам. Позже, пытаясь порвать с традиционализмом в поэзии, он присоединился к группе "ЛЕФ".

Свою первую книгу он опубликовал в 1914 году. "Ночная флейта", на которую оказала влияние поэзия Маяковского. Его увлекали произведения Хлебникова, древнеславянские народные сказки ("Слово о полку Игореве" стало любимым на всю жизнь). Это нашло отражение в его сборниках "Зор" (1914), "Леторей" (1915) и "Оксана" (1916). Асеев перепробовал все: эгофутуризм, кубофутуризм, футуризм, группу "Мезонин поэзии" и "Центрифуга". У каждого движения были свои лидеры. Асеев понял, что Велимир Хлебников на самом деле "владел миром" и управляет временем. Вячеслав Иванов сказал о Хлебникове: "От него пахнет святостью". И сегодня русский авангард ежегодно собирается на "Хлебниковские чтения".

Но вот Хлебников основал "Союз 317-ти". Это число (317=365+48) стало числом Председателей земного шара. Его декларацию "Труба марсиан" подписали: Виктор (Велимир) Хлебников, Мария Синякова, Божидар, Григорий Петников, Николай Асеев.

Но Асеев, ученик символизма, также любил переводить европейских писателей: Малларме, Верлена, Виер-Гриффина, уважаемых Гофмана и Оскара Уайльда, и, конечно, Гейне. В 1915 году Асеев был призван на военную службу и оказался на австрийском фронте. Там он задумал инсценировку "Трех братьев" Толстого, за что был заключен в тюрьму; в сентябре 1917 года он был избран солдатским делегатом своего полка и отправлен в Иркутск с отрядом раненых сибиряков. Во время гражданской войны он оказался на Дальнем Востоке. Он был членом группы "Творчество". Этот журнал стал культурным центром Дальнего Востока. Именно в этот период вышел революционно-футуристический альманах "Ржаное слово", в который вошли произведения Н. Асеева, Д. Бурлюка, В. Каменского, Б. Кушнера, В. Маяковского и В. Хлебникова.

После Владивостока в Москве Асеев начал публиковаться и близко сотрудничать с Маяковским, из-за чего его начали называть "тенью Владимира". Но в душе Асеева еще шла борьба за свою неповторимость. Он признался Ю.Н. Тынянову: "Мне надоело благополучие у Маяковского. Я решил писать неблагополучные стихи". Это касалось поэмы "Лирическое отступление" (1924). Поэма вызвала множество дискуссий.

Асеев издал подряд девять книг стихов: "Стальной соловей", "Избрань", "Совет ветров", "Изморозь"...

В книге "Совет ветров", вместо волжской удали Стеньки Разина, поэт пытается вторить "стонам стали". В стихотворении "Стальной соловей", живого соловья свели "к точным формулам".

Анатолий Васильевич Фиолетов

В первых опубликованных стихах, по-юношески эпатажных, Фиолетов примыкал к эгофутуристам (сборник "Зелёные Агаты: Поэзы"). Позднее он начал вырабатывать свой собственный стиль и в конце 1910-х годов приобрел репутацию одного из самых талантливых молодых поэтов того времени. В его круг входили Ставров, Багрицкий, Инбер и другие.

В феврале 1914 года в газете "Одесская копейка" было опубликовано стихотворение "Мери" под подписью "А. Фиолетов". В июне того же года П. Пильский собрал группу молодых поэтов и организовал несколько вечеров, на которых произошло первое публичное выступление Фиолетова. Критики отметили его талант. Одним из важных моментов этого мероприятия было знакомство одесской публики с двумя молодыми людьми, Багрицким и Фиолетовым, которые еще не были опубликованы, но вполне заслуживали этого.

В период с 1915 по 1917 годы его стихи печатались в альманахах "Серебряные трубы", "Авто в облаках" (1915), "Седьмое покрывало" (1916), "Чудо в пустыне" (1917). 26 апреля 1916 года на вечере молодых поэтов в Литературно-артистическом клубе присутствовал И. Бунин, и Фиолетов читал свои стихи "Щелкунчик и мышиный князь" и "Художник и лошадь".

Фиолетова ценил Бунин, который процитировал одно из его четверостиший в "Окаянных днях". Воспоминания о Фиолетове также есть в поздней автобиографической прозе В. Катаева. Катаев отмечает: "Я не раз слышал признания от старших товарищей Багрицкого или Катаева, — что они многим обязаны Анатолию Фиолетову-Шору, его таланту, смелому вкусу". Последние стихи Фиолетова отличаются тонкостью, особым сочетанием иронии и хрупкости, трогательным отношением к животным. Мемуаристы в один голос называют их "прелестными". Его четверостишие:

"Как много самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования"

цитирует Бунин. Вероятно, именно эти строки повлияли на известное стихотворение Маяковского "Хорошее отношение к лошадям" (1918). 

При жизни Анатолию удалось издать только один сборник стихов, но это не помешало ему оказать огромное влияние на литературный авангард 1910-х годов.

Каждый из них смог внести огромный вклад в данное течение и оставить свой след как пример для подражания или основу для их последователей и читателей, а также помочь раскрыть и развить русский авангард.

Несмотря на уничтожение литературного авангарда в начале 1930-х годов, особенно после набегов РАПП, печально известного постановления 1932 года "О перестройке литературно-художественных организаций" и Первого съезда писателей в 1934 году, в начале 1960-х в ряду других оттепельных явлений их влияние начало все больше сказываться на новом поколении поэтов.

В отличие от начала прошлого столетия, сегодня границы поэтического авангарда, как и в других искусствах, очень широки, поэтому настолько яркие примеры поэтов важны в наше время.